Звонить Бигенду не хотелось, но Уинни настаивала, и он пообещал.

Милгрим открыл конверт, полученный от водителя, посмотрел на белые капсулы разного размера в прозрачных отделеньицах. На каждом красным рапидографом было выведено бисерным почерком время приема: число, день недели, час. Милгрим понятия не имел, кто готовит капсулы и что в них кладут. Он чувствовал себя крохотным спутником в сфере притяжения двух огромных планет: Уинни и Бигенда. Мечется, пытаясь угодить обоим. Чтобы избежать втыка.

Пора было звонить Бигенду. Однако его номер остался в «нео». Можно было найти телефон «Синего муравья» в интернете и попросить, чтобы соединили с Бигендом, но в свете последних событий это представлялось неразумным. Что ж, какой-никакой повод отложить звонок. Милгрим пошел в ванную и приготовился к четырехступенчатой процедуре чистки зубов. Вспомнил, что так и не раздобыл жидкость для полоскания. Он только вставил кончик новой конической насадки между верхними дальними коренными с правой стороны, когда в номере зазвонил телефон. Не вынимая щетку изо рта, Милгрим вышел из ванной и снял трубку.

– Алло?

– Что у вас с голосом? – спросил Бигенд.

– Извините, – ответил Милгрим, вынимая щетку. – У меня кое-что было во рту.

– Спускайтесь в фойе. Олдос сейчас подъедет. По пути ко мне заберете Холлис. Надо поговорить.

– Хорошо, – сказал Милгрим до того, как Бигенд успел повесить трубку, и тут же забеспокоился, сможет ли при Холлис передать сообщение Уинни.

Но пока он пошел в ванную дочищать зубы.

45

Шрапнель, сверхзвуковая

Хайди вновь горгульей зависла над ложем полярного психоза; сильные незагорелые ноги в черных велосипедных шортах, широкие плечи расправлены под черной курткой тамбурмажоретки, чуткие пальцы с черным педикюром цепляются за бортик. Два серебристых дротика дартс были заправлены, как пули в патронташ, под толстый галун куртки, их кроваво-красное пластиковое оперение смотрело в потолок.

Третий Хайди катала в пальцах, словно подумывала его закурить.

– Вольфрам, – сказала она. – И рений. Супертяжелый сплав.

Она вздохнула над черным кончиком дротика, почти невидимом при таком освещении. Темные многослойные шторы были задвинуты на ночь, и лишь тонкие, направленные, суперъяркие швейцарские лампочки в клетке озаряли номер и экспонаты.

– Продаются в одном месте, которое знает Аджай. Сто фунтов за штуку. Если тебе нужна сверхзвуковая шрапнель, самый подходящий материал.

– Зачем она мне нужна? – спросила Холлис.

Она, тоже босая, сидела на полосатом кресле в ногах кровати.

– Пробивная сила.

Хайди метнула дротик; он пролетел мимо Холлис и вонзился в черный конголезский фетиш тремя метрами дальше.

– Вот не надо так, – сказала Холлис. – Не хочу за него платить. Он, наверное, из черного дерева.

– Оно твердое, – заметила Хайди, – но вольфрам тверже. Надо так назвать металлическую группу: «Вольфрам». Им обматывают струны некоторых инструментов. Для плотности. Джимми мне говорил.

Имя умершего товарища по группе мгновение висело в воздухе.

– Кажется, с этой работой на Бигенда у меня ничего не выйдет, – сказала Холлис.

– Чего так?

Хайди вытащила второй дротик и подняла, как эльфийский клинок, между глазами и лампами на птичьей клетке, любуясь острием.

– Не смей бросать, – предупредила Холлис. – Я должна была найти для Бигенда одного человека. Женщину, которая смоделировала мою куртку. Хотя он может и не знать, что она женщина.

– И что ты? Нашла ее?

– Нашла девушку, которая с ней знакома. Мередит, подруга Джорджа.

Хайди выгнула бровь:

– Мир тесен.

– Иногда, – сказала Холлис, – мне кажется, что Бигенд сгущает пространство. Стягивает его к себе.

Хайди поднесла черное острие дротика до опасного близко к глазу.

– Редж говорит, что Бигенд – продюсер. Голливудского типа, не музыкального. Великанская версия того, чем пыжился стать муйло. Только фильмов не снимает. – Она опустила дротик, серьезно глянула на Холлис. – Может, он чего-то такого хотел от своей пирамиды?

– Ты про это знала?

– Я даже не уверена, что он сам знал. У него отлично получается делегировать полномочия. Препоручил это какой-то части себя, с которой может подолгу не общаться. Воплощение нашего десятилетия, сказал Редж.

– Ты уже виделась с Реджем?

– Мы встречались за ланчем, пока ты была в Париже.

– И как?

Хайди пожала плечами. Эполет с черной бахромой приподнялся на дюйм, опустился.

– Отлично. Меня вообще Редж не напрягает. Знаю способ, – сказала она.

– Какой?

– Пропускаю все его слова мимо ушей, – ответила Хайди с непривычной серьезностью. – Доктор Фудзивара научил. – Она нахмурилась. – Но Редж сомневается насчет твоей работы для Бигенда.

– Он же меня сам и уговаривал.

– Это было до того, как он решил, что Бигенд чего-то затевает.

– Бигенд всегда чего-то затевает. Это его суть.

– Сейчас другое дело, – сказала Хайди. – Инчмейл не понимает, что происходит, иначе бы сказал. Не утерпел бы. Но до его жены доходят слухи, такое общее гудение лондонского пиаровского улья. По его словам, все гудят и жужжат, но ничего конкретного не слышно. Просто такая вибрация в воздухе. Пиарщики бредят Бигендом. Воображают его лицо на монетах. Оговариваются, называя имя Бигенда вместо других. Предвестья, говорит Редж. Как перед землетрясением. Он хочет с тобой это обсудить. Но не по телефону.

– В «Синем муравье» что-то происходит. Внутренняя утечка информации, что-то такое. Губерт не особо беспокоится.

Она вспомнила его слова про долговременный проект, который вот-вот принесет плоды, и про то, что история со Слейтом очень не ко времени.

– Ты не хочешь ему говорить, кто шьет эти куртки?

– По счастью, я не знаю, кто она. Но я уже сказала ему, что знает Мередит. Если она ему не скажет – а она не скажет, потому что не хочет, и я не хочу, чтобы она говорила, – Бигенд от нее не отстанет. Он уже разыскал или скоро разыщет то, что ей очень нужно.

– Ты почему-то передумала?

– Передумала она. Собиралась сказать мне, потом решила не говорить. И объяснила почему. Рассказала мне историю. – Холлис в свою очередь пожала плечами. – В общем, так получилось.

Она спустила ноги на ковер, встала, потянулась. Подошла к полке. Дротик торчал точно из глаза вытянутой черной головы – убедительный дадаистский ассамбляж. Холлис попыталась выдернуть дротик, но голова вместе с ним поехала к краю полки.

– Глубоко вошел.

Она левой рукой крепко взяла деревянную голову, а правой начала вывинчивать дротик.

– Все дело в массе. За точкой приложения силы, – ответила Хайди.

Холлис нагнулась, заглянула голове в левую глазницу. Ровная круглая дырочка.

– Как ты этому научилась?

– Я не училась. Дротик сам хочет лететь. Я ему не мешаю. Я сказала об этом Аджаю, он ответил, что я лучше всех.

– Прямо так и сказал? – Холлис глянула на черный кончик.

– Ему нравится, как я бросаю дротики. А что твой хахаль?

– Не перезвонил.

– Позвони снова.

– Мне кажется, не надо.

Она подошла к кровати, отдала Хайди дротик. Та спросила:

– Вы поссорились?

– Нет. Я бы сказала, мы тихо разошлись, но это не совсем так. Когда мы были вместе, это воспринималось, как будто мы оба в отпуске. В отпуске от себя, может быть. Но тогда у него не было проекта. Представляешь актера между съемками? А когда проект появился, это тоже произошло не сразу. Как погода меняется. Что-то вроде дымки. Он начал пропадать из виду. А я как раз взялась за книгу. И ушла в нее глубже, чем намеревалась.

– Знаю. – Хайди засунула оба дротика под галун, к третьему, не заботясь, куда они вонзятся. – Помню, как заходила к тебе в «Мармон». Груды бумаги на столах. Видно было, что ты пашешь всерьез.

– Мне это помогло разобраться с тем, что произошло. С работой на Бигенда, с тем, что у меня было с Гарретом… Мне кажется, когда-нибудь я смогу перелистать эту книгу и увидеть все те события совершенно по-иному. Не в смысле что в ней что-нибудь про них есть. Я месяц назад сказала об этом Реджу, и он ответил, что она – палимпсест.